Но на поверку вышло, что слова явившегося во сне к своей внучке астронома и математика, академика Петербургской Академии наук Фридриха-Теодора фон Шуберта, обрусевшего и ставшего на своей новой Родине Федором Ивановичем, оказались пророческими. Другое дело, что искать среди отечественных математиков Софью Корвин-Круковскую бесполезно. Такой просто нет. В историю России и мира она вошла под фамилией мужа, Владимира Ковалевского.

Итак, Софья Ковалевская. Узнавание стопроцентное даже среди тех, кто в школе не вылезал из двоек по математике и по истории. Потому что явление действительно уникальное – первая в мире женщина-профессор математики, да еще в XIX столетии! Да еще из России, славящейся своим патриархальным укладом!

Тут, правда, стоит сделать одну оговорку. В том самом 1783 году, когда прадед Софьи Ковалевской переехал в Петербург, во Французской Академии наук разразился безобразный скандал. Солидные ученые мужи бесновались по поводу опасности, которой, по их мнению, веяло из далекой России: «Мы обязаны остановить расползание гинекократии по Европе!» Повод был и впрямь нерядовой – одна женщина, русская императрица Екатерина II, поставила на должность председателя Российской академии и директора Санкт-Петербургской Академии наук другую женщину, княгиню Екатерину Дашкову. Беснования были напрасными – очень скоро «отсталая Россия» по этой части подтянулась к общеевропейскому уровню, и во времена Софьи Ковалевской об отечественном прецеденте если и вспоминали, то нехотя.

К тому же управление и администрирование – это одно, а наука, тем более математика – совсем другое. Тут нужен особо устроенный ум – недаром же существует термин «математическое мышление». То есть такое мышление, объекты которого напрочь лишены какой-либо вещественной конкретики и объединены причинно-следственными связями. Принято считать, что женщина, как существо, подверженное эмоциям, просто не сможет поддерживать на должном уровне такое мышление, даже если им обладает. А уж если сможет, то в ней мало что останется от женщины – так, классический «синий чулок». Без чувств, эмоций и сильных переживаний.

Широко распространено мнение, что в Софье Ковалевской всю ее недолгую жизнь боролись два этих начала. Даже ее близкая подруга и автор первой ее биографии, Анна-Шарлотта Лефлер-Эдгрен писала: «Несмотря на свои выдающиеся математические дарования, Софья не в состоянии была заниматься одними только математическими изысканиями. Для этого она была слишком живой, слишком страстной во всех своих мыслях и чувствах, слишком близко принимала к сердцу все, что творится вокруг». И потому многие исследователи, а вслед за ними и публицисты, уверены в том, что страсти и сомнения были только помехой. Дескать, если бы ее жизнь была спокойнее, свершения Софьи Васильевны на поприще математики были бы куда как значительнее.

На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Можно смело утверждать, что при спокойной размеренной жизни Ковалевская не сделала бы и сотой доли того, что ей удалось. По большому счету, именно жизненные коллизии и драмы становились если не причиной, то поводом к тому, чтобы математика захватила ее целиком.

Вообще-то в детстве никаких выдающихся способностей именно к этой науке она не проявляла. Во всяком случае, ее учитель Иосиф Малевич этого не замечал: «Развивая ее способности по своей методике, я не мог, однако ж, заметить при первых уроках арифметики особых способностей к этому предмету: все шло так, как с прежними моими ученицами…» Ему вторит и ученица: «Однако я должна сознаться, что в первое время, когда я начинала учиться, арифметика не особенно меня интересовала».

Что вполне понятно – нет ничего более скучного, чем элементарная арифметика. Особенно если совсем рядом есть какой-то другой, почти волшебный мир, в который очень интересно погрузиться. Но это – не мир розовых пони и феечек. А мир высшей математики, который действительно может захватить воображение. Тем более когда о нем говорят увлекательно. А именно так умел говорить дядя Софьи, Петр Корвин-Круковский: «Дядя говорил о квадратуре круга, об асимптотах – прямых линиях, к которым кривая постоянно приближается, никогда их не достигая, и о многих других, совершенно не понятных для меня вещах, которые, тем не менее, представлялись мне чем-то таинственным и в то же время особенно привлекательным».

О том, что в этот волшебный мир можно попасть, Софья узнала несколько позже, когда они с Малевичем перешли от арифметики к алгебре, где фигурируют отвлеченные понятия: «Только ознакомившись несколько с этою последнею, я почувствовала настолько сильное влечение к математике, что стала пренебрегать другими предметами».

И вот тут звенит первый звоночек. Отец, обратив внимание на такой перекос, прекращает занятия своей дочери математикой. Стресс. И – сознательная попытка всеми правдами и неправдами уйти в тот волшебный мир: «Так как целый день я была под строгим надзором гувернантки, то мне приходилось пускать в дело хитрость. Идя спать, я клала книгу под подушку и затем, когда все засыпали, я, при тусклом свете лампады или ночника, зачитывалась по целым ночам». Книга называлась «Курс алгебры Бурдона»…

Второй звоночек прозвенел, когда Софья пустилась на рискованную авантюру. В 1868 году она вышла замуж за Владимира Ковалевского. Брак был фиктивным – она хотела продолжить обучение, но в России это было сделать невозможно. А за границу девиц не выпускали – только замужних, и вместе с мужем. Фокус, однако, в том, что первое время занятия математикой в Гейдельберге, а потом и в Берлине, были эпизодическими. Она постоянно моталась то в Париж, то в Лондон, то в Цюрих… Да, берлинский профессор Карл Вейерштрасс, немецкий патриарх математики, который в то время вообще не брал учеников, в 1870 году, пораженный способностями Ковалевской, начинает с ней заниматься. Но что она? А она в 1871 году мчит в охваченный революцией и коммуной Париж – к сестре Анне и ее мужу, на баррикады! Там же, в Париже, она внезапно испытывает чувства к своему мужу, но брак не перестает быть фиктивным, поскольку ее эмансипированные подруги против, а она зависит от их мнения. И вот тогда происходит уже настоящее бегство в математику – к 1874 году Софья пишет сразу три фундаментальных работы – «К теории уравнений в частных производных», «О приведении одного класса абелевских интегралов третьего ранга к эллиптическим интегралам» и «Дополнения и замечания к исследованию Лапласа о форме кольца Сатурна». Вейерштрасс о них отзывается так: «Я лично без всяких колебаний допустил бы каждую из названных работ в качестве диссертации на степень доктора. Могу с уверенностью сказать, что у меня было очень мало учеников, которые могли бы сравниться с ней в том, что касается ее способностей, суждений, и любви к науке». В 1874 году Геттингенский университет присуждает ей степень доктора философии – даже без защиты диссертации, да еще и с пометкой: «Summa cum laude», то есть с высшей похвалой. В том же году их брак с Владимиром перестает быть фиктивным, и они возвращаются в Россию. Начинается та самая размеренная жизнь успешной женщины, которая добилась своего и стала ученым наперекор судьбе.

А результат такой, что нужно как следует подумать – не перестала ли она быть ученым, задача которого, вообще-то, заниматься наукой? По всему выходит, что почти перестала: «Я занималась далеко не так ревностно... Я работала с большими и частыми перерывами, так что едва успевала даже следить за наукой. Вообще за все время пребывания в России я не сделала ни одной самостоятельной работы». Неудивительно – счастливая семейная жизнь, рождение в 1878 году дочери, тоже Софьи… Но в 1881 году эта счастливая жизнь дает трещину. Муж, Владимир Ковалевский, решив заняться строительством домов, повел дела не то чтобы хорошо, погряз в долгах и срывал неудачи на жене. Она уезжает за границу и вновь погружается в математику, а, по сути, бежит таким образом от проблем, скрываясь с мире, где все логично и разумно устроено. Особенно ярко это проявилось, когда Софья в апреле 1883 году получила известие о самоубийстве мужа. Она не говорила и ничего не ела пять дней. А на шестой взяла бумагу и стала покрывать ее математическими формулами и выкладками. И уже осенью того же года выступила в Одессе на VII съезде естествоиспытателей с докладом «О преломлении света в кристаллах». Именно тогда она признается, что бегство в мир формул может ее вытащить из какой угодно скверной ситуации: «Стоит мне только коснуться математики, как я опять забуду все на свете».

На следующий год в ее жизни все вновь налаживается. Софью Ковалевскую принимают в недавно созданный Стокгольмский университет – с 1884 года она начинает читать лекции в качестве приват-доцента, то есть бесплатно, а в июле того же года становится ординарным профессором, то есть начинает получать немаленькое жалованье, и перевозит в Швецию свою дочь. Но на научном фронте, если не считать лекций, вновь затишье. Длящееся до 1886 года, когда умирает ее любимая сестра Анна. Именно в этом году Софья Васильевна берется за проблему, о которую ломали зубы поколения математиков – задача определения движения различных точек вращающегося твердого тела. Дело сложнейшее. Только два математика смогли решить эту задачу – Леонард Эйлер и Жозеф Луи Лагранж. Оба считались величайшими математиками. И оба решили эту задачу лишь в самых простых частных случаях. Считалось, что полное решение вообще невозможно – его окрестили «математической русалкой», то есть чем-то мифическим, которое вроде как должно быть, но на самом деле не существует.

Ковалевская, замахнувшаяся на полное решение, осознавала, за что берется: «По моим расчетам, мне нужно пять лет, чтобы добиться хороших результатов». Но стресс был очень силен, а «побег в мир математики» настолько полным, что понадобилось чуть более полутора лет. В 1888 году Софья Васильевна, первая в мире женщина профессор математики, становится лауреатом премии Бордена Французской Академии наук. Премии, которой за полвека ее существования были удостоены лишь 10 человек. Труд русской женщины, представленный под девизом «Говори, что знаешь, делай, что должен, будь – чему быть», оказался настолько впечатляющим, что премиальные повысили с 3 до 5 тысяч франков…

Жизнь опять налаживалась – в 1889 году Ковалевская получает премию Шведской королевской академии наук. Это не просто успех – это мировой триумф, к которому добавляется и признание на Родине. В 1889 году Ковалевская становится членом-корреспондентом Петербургской Академии наук. Другое дело, что признание оказывается странным – попытавшись устроиться преподавать в России, она получает следующий ответ: «Так как доступ на кафедры в наших университетах всегда закрыт для женщин, каковы бы ни были их способности и познания, то для г-жи Ковалевской в нашем отечестве нет места столь же почетного и хорошо оплачиваемого, которое она занимает в Стокгольме». Кто знает, быть может и этот удар привел бы к новому побегу в мир математики и новому триумфу. Но зимой 1890 года она сильно простывает и умирает в январе следующего года. Последними ее словами были: «Слишком много счастья…»

• Подростком Софья была по-детски влюблена в Федора Достоевского, который посещал дом ее родителей. И, не будучи одаренной музыкально, все-таки выучила и смогла сыграть его любимое произведение – «Патетическую сонату» Бетховена.

• В Стокгольме студенты ее боготворили и называли «профессором Соней», преподнося после лекций цветы. Многие ходили смотреть, как она катается на катке – считалось, что Ковалевская коньками выписывает формулы.

• Первоначально она хотела устроиться в Гельсингфорский университет. Но в Финляндии, входившей в состав Российской империи, Ковалевской отказали на том основании, что она русская.